К ЧИТАТЕЛЮ

 

«Отвыкая все более и более от самостоятельного мышления, люди заговорят в унисон с нами, потому что мы одни станем предлагать новые направления мысли…»

Эта фраза – из Протокола №13. Вы можете соглашаться с ней, можете не соглашаться, но принять к своему сведению должны.

Единственное, что есть свободное у человека – это его Мысль. Благодаря этой Мысли он человек. Никто никогда не лишит его свободы мыслить, если только он сам этого не захочет.

Человек может ошибаться, человек может заблуждаться, человек может говорить другими словами, но думать он обязан только своими мыслями. Если он добровольно лишает себя свободы мыслить, то теряет самого себя.

В этой книге, Уважаемый Читатель, Вы не найдете ничего сенсационного или сверхъестественного. Здесь Вы увидите лишь подтверждение того, что вокруг нас происходит. Но это как раз и повергнет Вас в необъяснимый ужас. Потому что Вы станете смотреть на сегодняшний мир глазами тех, кто правит нашим миром. Раньше, быть может, Вам казалось, что все в мире происходит естественным путем, движется по течению. Прочитав «Сионские Протоколы», Вы поймете, что живете по хорошо спланированному сценарию, и Вам тоже отведена своя роль, хотите Вы этого или нет.

Тот, кто уже читал «Протоколы», найдет немало интересного в Приложениях, которые составлены объективно и предоставляют Читателю самому решать, чем же в действительности является нашумевший на весь мир документ: подделкой или же подлинником?

Сами «Протоколы сионских мудрецов» в данной монографии представляют собой перепечатку с парижского издания под редакцией князя М.Горчакова, который, в свою очередь, взял текст с подлинного издания С.Нилуса, напечатанного в типографии Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в 1911 году.

С того времени, когда впервые были напечатаны «Протоколы» (где-то в 1905 году), прошло сто лет. Сами понимаете, за это время многое что изменилось, в особенности в нашей терпеливой многострадальной России. Поэтому недоверчивый Читатель, который с уверенностью продолжает полагать, что «Сионские Протоколы» ничто иное как подделка, в состоянии сам проанализировать не только эти сто лет, но и периоды Вашей собственной жизни. Проанализировать и сравнить с тем планом, который излагают «Протоколы». Вы никогда не запутаетесь в паутине общественного мнения, если на все будете иметь свое личное мнение.

Вы и только Вы, Уважаемый Читатель, сможете разгадать для себя зловещий заговор XX века…

 

Нападки на «Протоколы» в 20-х годах доказали прежде всего справедливость их утверждений… Никогда еще в истории не было потрачено столько денег и энергии на подавление одного-единственного документа…

Дуглас Рид

 

Если бы даже так называемые «Протоколы Сионских Мудрецов» были ничем иным, как литературной достопримечательностью, все же они должны бы обладать магической притягательной силою, благодаря жуткому совершенству изложенной в них мировой программы…

Генри Форд

 

ПРОТОКОЛ №1

 

Право в силе. Свобода—идея. Либерализм. Золото. Вера. Самоуправление. Деспотизм капитала. Внутренний враг. Толпа. Анархия. Политика и мораль. Право сильного. Необоримость масонско-еврейской власти. Цель оправдывает средства. Толпа слепцов. Политическая азбука. Партийные раздоры. Наиболее целесообразный образ правления—Самодержавие. Спирт. Классицизм. Разврат. Принцип и правила масонско-еврейского правительства. Террор. Свобода, равенство, братство. Принцип династического правления. Уничтожение привилегии гоевской аристократии. Новая аристократия. Психологический расчет. Абстракция свободы. Сменяемость народных представителей.

 

...Отложив фразерство, будем говорить о значении каждой мысли, сравнениями и выводами осветим обстоятельства.

Итак, я формулирую нашу систему с нашей и гоевской точки зрения.

Надо заметить, что люди с дурными инстинктами многочисленнее добрых, поэтому лучшие результаты в управлении ими достигаются насилием и устрашением, а не академическими рассуждениями. Каждый человек стремится к власти, каждому хотелось бы сделаться диктатором, если бы только он мог, но при этом редкий не был бы готов жертвовать благами веков ради достижения благ своих. Что сдерживало хищных животных, которых зовут людьми? Что ими руководило до сего времени?

В начале общественного строя они подчинились грубой и слепой силе, потом—закону, который есть та же сила, только замаскированная. Вывожу заключение, что по закону естества, право – в силе.

Политическая свобода есть идея, а не факт. Эту идею надо уметь применять, когда является нужным идейной приманкой привлечь народные силы к своей партии, если таковая задумала сломить другую, у власти находящуюся. Задача эта облегчается, если противник сам заразится идеей свободы, так называемым либерализмом и ради идеи поступится своей мощью. Тут-то и проявится торжество нашей теории: распущенные бразды правления тотчас же по закону бытия подхватываются и подбираются новой рукой, потому что слепая сила народа дня не может пробыть без руководителя, и новая власть лишь заступает на место старой, ослабевшей от либерализма.

В наше время заместительницей    либералов-правителей явилась власть золота. Было время - правила вера. Идея свободы неосуществима, потому что никто не умеет пользоваться ею в меру. Стоит только народ на некоторое время предоставить самоуправлению, как оно превращается в распущенность. С этого момента возникают междоусобицы, скоро переходящие в социальные битвы, в которых государства горят, и значение их превращается в пепел.

Истощается ли государство в собственных конвульсиях или же внутренние распри отдают его во власть внешним врагам, во всяком случае, оно может считаться безвозвратно погибшим: оно в нашей власти. Деспотизм капитала, который весь в наших руках, протягивает ему соломинку, за которую государству приходится держаться поневоле, в противном случае оно катится в пропасть.

Того, который от либеральной души сказал бы, что рассуждения такого рода безнравственны, я спрошу: если у каждого государства два врага и если по отношению к внешнему врагу ему дозволено и не почитается безнравственным употреблять всякие меры борьбы, как, например, не ознакомлять врага с планами нападения или защиты, нападать на него ночью или неравным числом людей, то почему же такие же меры в отношении худшего врага, нарушителя общественного строя и благоденствия, можно назвать недозволенными и безнравственными?

Может ли здравый логический ум надеяться успешно руководить толпами при помощи разумных увещаний или уговоров при возможности противоречия хотя бы и бессмысленного, но которое может показаться поверхностно разумеющему народу более приятным? Руководствуясь исключительно мелкими страстями, повериями, обычаями, традициями и сентиментальными теориями, люди в толпе и люди толпы поддаются партийному расколу, мешающему всякому соглашению даже на почве вполне разумного увещевания. Всякое решение толпы зависит от случайного или подстроенного большинства, которое, по неведению политических тайн, произносит абсурдное решение, кладущее зародыш анархии в управление.

Политика не имеет ничего общего с моралью. Правитель, руководствующийся моралью, неполитичен, а потому не прочен на своем Престоле. Кто хочет править, должен прибегать и к хитрости, и к лицемерию. Великие народные качества—откровенность и честность—суть пороки в политике, потому что они свергают с престолов лучше и вернее сильнейшего врага. Эти качества должны быть атрибутами гоевских царств, мы же отнюдь не должны руководствоваться ими.

Наше право—в силе. Слово «право» есть отвлеченная и ничем не доказанная мысль. Слово это означает не более как: дайте мне то, чего я хочу, чтобы я тем самым получил доказательство, что я сильнее вас. Где начинается право? Где оно кончается? В государстве, в котором плохая организация власти, бездеятельность законов и Правителя, обезличенных размножившимися от либерализма правами, я черпаю новое право—броситься по праву сильного и разнести все существующие порядки и установления, наложить руки на законы, перестроить все учреждения и сделать владыками тех, которые предоставили нам права своей силы, отказавшись от них добровольно, либерально...

Наша власть при современном питании всех властей будет необоримее всякой другой, потому что она будет незримой до тех пор, пока не укрепится настолько, что ее уже никакая хитрость не подточит.

Из временного зла, которое мы вынуждены теперь совершать, произойдет добро непоколебимого правления, которое восстановит правильный ход механизма народного бытия, нарушенного либерализмом. Результат оправдывает средства. Обратим же внимание в наших планах не столько на доброе и нравственное, сколько на нужное и полезное.

Перед нами план, в котором стратегически изложена линия, от которой нам отступать нельзя, без риска видеть разрушение многовековых работ.

Чтобы выработать целесообразные действия, надо принять во внимание подлость, неустойчивость, непостоянство толпы, ее неспособность понимать и уважать условия собственной жизни, собственного благополучия. Надо понять, что мощь толпы слепая, неразумная, нерассуждающая, прислушивающая направо и налево. Слепой не может водить слепых без того, чтобы их не довести до пропасти, следовательно, члены толпы, выскочки из народа, хотя бы и гениально умные, но в политике не разумеющие, не могут выступать в качестве руководителей толпы без того, чтобы не погубить всей нации.

Только с детства подготовляемое к самодержавию лицо может ведать слова, составляемые политическим буквами.

Народ, предоставленный самому себе, т.е. выскочкам из его среды, саморазрушается партийными раздорами, возбуждаемыми погонею за властью и почестями и происходящими от этого беспорядками. Возможно ли народным массам спокойно, без соревнования рассудить, как управиться с делами страны, которые не могут смешиваться с личными интересами? Могут ли они защищаться от внешних врагов? Это немыслимо, ибо план, разбитый на столько частей, сколько голов в толпе, теряет цельность, а потому становится непонятным и неисполнимым.

Только у Самодержавного лица планы могут выработаться обширно ясными, в порядке, распределяющем все в механизме государственной машины, из чего надо заключить, что целесообразное для пользы страны управление должно сосредоточиться в руках одного ответственного лица. Без абсолютного деспотизма не может существовать цивилизация, проводимая не массами, а руководителем их, кем бы он ни был. Толпа—варвар, проявляющий свое варварство при каждом случае. Как только толпа захватывает в свои руки свободу, она ее вскоре превращает в анархию, которая сама по себе есть высшая степень варварства.

Взгляните на наспиртованных животных, одурманенных вином, право на безмерное употребление которого дано вместе со свободой. Не допускать же нам и наших дойти до того же... Народы гоев одурманены спиртными напитками, а молодежь их одурела от классицизма и раннего разврата, на который ее подбивала наша агентура: гувернеры, лакеи, гувернантки в богатых домах, приказчики и проч., наши женщины в местах гоевских увеселений. К числу этих последних я причисляю так называемых «дам из общества», добровольных последовательниц их по разврату и роскоши.

Наш пароль—сила и лицемерие. Только сила побеждает в делах политических, особенно, если она скрыта в талантах, необходимых государственным людям. Насилие должно быть принципом, а хитрость и лицемерие—правилом для правительств, которые не желают сложить свою корону к ногам агентов какой-либо новой силы. Это зло есть единственное средство добраться до цели, добра. Поэтому мы не должны останавливаться перед подкупом, обманом и предательством, когда они должны послужить к достижению нашей цели. В политике надо уметь брать чужую собственность без колебаний, только так мы добьемся покорности и власти.

Наше государство, шествуя путем мирного завоевания, имеет право заменить ужасы войны менее заметными и более целесообразными казнями, которыми надобно поддерживать террор, располагающий к слепому послушанию. Справедливая, но неумолимая строгость есть величайший фактор государственной силы. Не только ради выгоды, но и во имя долга, ради победы нам надо держаться программы насилия и лицемерия. Доктрина расчета настолько же сильна, насколько и средства ею употребляемые. Поэтому не столько самими средствами, сколько доктриной строгости мы восторжествуем и закрепостим все правительства своему сверхправительству. Достаточно, чтобы знали, что мы неумолимы, чтобы прекратились ослушания.

Еще в древние времена мы среди народа впервые крикнули слова «свобода, равенство, братство», слова, столь много раз повторенные с тех пор бессознательными попугаями, отовсюду налетевшими на эти приманки, с которыми они унесли благосостояние мира, истинную свободу личности, прежде так огражденную от давления толпы. Якобы умные, интеллигентные гои не разобрались в отвлеченности произнесенных слов, не заметили противоречия их значения и соответствия их  между собою, не увидели, что в природе нет равенства, не может быть и свободы, что сама природа установила неравенство умов, характеров и способностей, равно и подвластность ее законам, не рассудили, что толпа—сила слепая, что выскочки, избранные из нее для управления, в отношении политики такие же слепцы, как и она сама, что посвященный, будь он даже гений, ничего не поймет в политике—все это гоями было упущено из виду. А между тем на этом зижделось династическое правление: отец передавал сыну знание хода политических дел, так, чтобы никто его не ведал, кроме членов династии и не мог бы выдать его тайны управляемому народу. Со временем смысл династической передачи истинного положения дел политики был утрачен, что послужило к успеху нашего дела.

Во всех концах мира слова «свобода, равенство, братство» становили в наши ряды через наших сильных агентов целые регионы, которые с восторгом несли наши знамена. Между тем эти слова были червяками, которые подтачивали благосостояние гоев, уничтожая всюду мир, спокойствие, солидарность, разрушая все основы их государств. Вы увидите впоследствии, что это послужило к нашему торжеству: это нам дало возможность, между прочим, добиться важнейшего козыря в наши руки—уничтожения привилегий, иначе говоря, самой сущности аристократии гоев, которая была единственной против нас защитой народов и стран. На развалинах природной и родовой аристократии мы поставили аристократию нашей интеллигенции во главе всего, денежной. Силу этой новой аристократии мы установили в богатстве, от нас зависимом, и в науке, двигаемой нашими мудрецами.

Наше торжество облегчилось еще тем, что в сношениях с нужными нам людьми мы всегда действовали на самые чувствительные струны человеческого ума: на расчет, на алчность, на ненасытность материальных потребностей человека, а каждая из перечисленных человеческих слабостей, взятая в отдельности, способна убить инициативу, отдавая волю людей в распоряжение покупателя их деятельности.

Абстракция свободы дала возможность убедить толпу, что правительство – ничто иное, как управляющий собственника страны (народа), и что его можно сменять, как изношенные перчатки.

Сменяемость представителей народа отдавала их в наше распоряжение и, как бы, нашему назначению...